К вопросу о том, почему Кастальский Дмитрий Иванович, сын Ивана Павловича Розанова, носил другую фамилию. (upd. выяснили, что они не родня).
В Калужской епархии подобно некоторым другим епархиям и до настоящего времени между духовенством (и чиновниками, происшедшими из духовного сословия) немало встречается лиц, которые, будучи в близком кровном родстве между собою по мужской линии, носят однако различные фамилии. И теперь еще можно встретить двух братьев родных, носящих различные фамилии, а также дядей, племянников и пр.
В прежнее время до начала XIX столетия очень многие из духовных лиц нашей епархии и совсем не имели фамилий или прозвищ.* Но по мере расширения школьного образования среди духовенства, когда возникла нужда при записи детей в духовные училища давать им те или другие фамилии для отличия одного от другого, все дети духовенства, хотя немного побывшие в духовной школе, стали наделяться фамилиями или прозвищами. Обыкновенно, при поступлении мальчика в духовное училище, отец приводил его к ректору или смотрителю училища, который, помещая ученика в список вновь поступающих в училище назначал ему ту или другую фамилию. При назначении прозвища начальники заведений иногда оставляли прежнюю фамилию отцовскую, если она была у отца, или же выдумывали новую, если прежняя чем-нибудь казалась неподходящею.
Детям, не имевшим фамилий большею частию они давались по церквам тех приходов, из которых происходили вновь поступающие в училище. Этим объясняется существование в настоящее время в нашей епархии такого множества Никольских, Покровских, Рождественских и др. церковных фамилий, что нередко учебные заведения для отличия одного Никольского (при тожестве имен) от других, обучающихся в том же классе, должны бывают делать новые прибавления к фамилиям, преимущественно по селам различаемых учеников (напр. Никольский Корекозевский).
Иногда начальство давало фамилии ученикам по тем или другим душевным или телесным качествам и особенностям, замечаемым за ними (напр. Добромыслов, Остроумов, Остроглазов, Смирнов).
Кроме русских прозваний в большом ходу были заимствованные с латинского и греческого языков; таковы, например, прозвания Мансветов, Мизеров, Беневольский, Елеонский и др. При этом случалось нередко так, что в училище ученик имел одну фамилию, а по переходе в семинарию получал другую, если прежняя казалась ректору или префекту чем-нибудь неподходящею к известному ученику. При этом совсем не имелось в виду, какую фамилию носит отец ученика и его братья. От этого происходило то, что отец, например, носил фамилию Скворцова, а из сыновей один оставался при отцовской фамилии, другой сын получил – Судьбина, третий – Тихомирова; или, например, диакон села Субботников носил фамилию Афанасиевского, единственный же его сын, при определении в училище получил фамилию Воскресенского; дьячок, не имевший определенной фамилии, когда стал обучать своих сыновей в училище и потом в семинарии, то все они оказались разнофамильными – один сын Воскресенский, другой – Спаржин, а третий Прусский.
Даже в настоящее время есть лица – близкие родственника, которые носят разные фамилии. Так на очень давно умерший инспектор семинарии Семен Петрович (умер в 1880 г.) носил фамилию Покровского, а брат его родной и доселе еще здравствующий, бывший инспектор духовного училища, носит фамилию Воскресенского.
Эта разнофамильность нашего духовенства, появившись в начале XIX столетия, все более и более увеличивалась и к началу пятидесятых годов сделалась настолько значительною, что обратила на себя внимание (по разным практическим неудобствам) высшего духовного правительства – Святейшего Синода. В 1846 г.
Калужскою духовною консисторией получен был указ от 4 декабря за № 15.317, на имя преосвященного Николая от Св. Правительствующего Синода; в этом указе говорится следующее: «Святейший Правительствующий Синод имел рассуждение о том, что в некоторых епархиях существует обычай переменять воспитанникам духовно-учебных заведений фамилии их отцов и усвоять произвольные и, нередко, весьма странные и несвойственные для лиц духовного звания. Таковой обычай, которому нет нигде примера, противен разуму постановлений о союзе семейственном, устраняет достодолжное уважение к поколениям, поставляет каждого вне общеизвестной связи с предками и потомками, а по делам производит запутанность и даже совершенную невозможность разрешать вопросы о различии прав по происхождению; ибо встречались случаи, что члены одного семейства, отец и несколько родных братьев именуются каждый особыми фамилиями. По сим уважениям Святейший Синод определяет: предписать по всему духовному ведомству не усвоять фамилии произвольные, но чтобы по общему порядку дети сохраняли фамилии своих отцов. Ноября 18 дня 1846 г.»
Эта разнофамильность духовенства, сильно распространившаяся ко времени издания указа, положившего ей границы, уже в то время давала о себе знать различными практическими неудобствами как для лиц родственных между собою, но разнофамильных, так и для местного епархиального начальства, а также и для начальства духовно-учебных заведений, которые в прежнее время так щедро наделяли своих питомцев произвольными фамилиями.
Как в прежнее время, так и теперь, при возникновении дел, касающихся наследства, разнофамильность влечет за собою неизбежную проволочку, требует многочисленных справок для доказательства, что известное лицо состоит в родственных отношениях к другому разнофамильному, от которого осталось какое-либо наследство движимое или недвижимое.
С течением времени эти затруднения должны еще более увеличиваться вследствие большей и большей трудности подкреплять родственные отношения письменными документами. Требуется, например, справка от известной церкви относительно того или другого лица за 20-е, 30-е или 40-е годы XIX столетия, чтобы доказать его родство с таким-то его родственником, имущества которого он ближайший наследник; но справок нет и иногда по весьма уважительным причинам: после этого времени церковь могла подвергнуться пожару, могла быть прикрыта, приписана, и архивы могли перенесены быть в другое место; могли они повредиться вследствие сырости, растеряться вследствие небрежности и проч.
Правда метрические книги от каждой церкви имеются в духовной консистории. Но и с помощью консисторских архивов не всегда бывает возможно, а иногда и совсем невозможно доказать известное родственное отношение того или другого лица к известному разнофамильному с ним лицу. Дело в том, что и в консистории далеко не все дела в целости, особенно за время до 1812 г.
О судьбе консисторских архивов в 1812 году сохранилось такое известие.** Когда в сентябре и октябре месяцах 1812 г. в Калуге ждали нашествия Наполеона, то все присутственные места получили приказание заблаговременно укладывать свои дела и переносить их на барки, стоявшие наготове у берега реки Оки с тем, чтобы при известии о приближении неприятеля к Калуге, заблаговременно отплыть к Серпухову или Коломне; консисторские дела тоже снесены были на барку чиновниками и служителями; когда барка была нагружена, то до отплытия ее не ней должны были находиться некоторые чиновники и сторожа, охранявшие ее днем и ночью.
День за днем проходило время; барка все стояла около берега, потому что Наполеон не подходил к Калуге. А между тем сентябрьские и октябрьские ночи были холодны. Сторожа, ночевавшие на барке, по невежеству своему и по лености, не желая далеко отходить от барки за дровами для разведения ночного костра, нередко употребляли вместо дров архивные связки документов, особенно в то время, когда никого не было на барке из консисторских чиновников. Вследствие этого множество документов пропало, а многие затерялись вследствие суматохи и поспешности при переноске дел на баржу, а потом при разгрузке ее и перенесении дел на прежнее место.
Кроме того консисторский архив несколько раз перемещался из одного места в другое (см. историческую записку о Калужской епархии изд. 1900 г. Калуга, стр. 31), а в 1870 гг. вновь приобретенное здание Калужской консистории подверглось пожару, когда большинство архива перенесено уже было в новое здание; правда, говорят, все дела успели спасти, но многие их них могли испортиться и затеряться. Поэтому иногда случается, что нужных справок как по рассматриваемому нами вопросу, так и по другим делам достать невозможно.
- Под бумагами они обыкновенно подписывались так: Мироносицкий протоиерей Иоанн, Успенский протоиерей Симеон и пр. ** Это известие мы получили от теперешнего архивариуса Калужской духовной консистории Я.И.Богодарова, много лет служащего в консистории; он же об это многократно слыхал от своего предшественника Фомы Мироновича Вышеградского (род 1786 г. 3 июля, † 1875 г. 17 апреля), служившего в Калужской духовной консистории с 5 января 1805 г. по 10 января 1873 г., фотографическая карточка его висит на стене архива.
XIX-го) столетия получили разные фамилии, для этого требуется нередко великий труд и много издержек: масса справок из разных учреждений, множество гербовых марок; а так как нередко духовные лица и в прежнее время и теперь в течение своей службы успевают переменить несколько приходов, иногда и очень значительно число, то это обстоятельство еще более увеличивает те затруднения, которые возникают при нужде разнофамильным родственникам доказывать свои права при наследствах. Еще в начале нынешнего 1901 г. был такой случай. Калужский окружной суд рассматривал дело об утверждении в правах наследства почтового чиновника Воскресенского. Этот Воскресенский оказался единственным законным наследником по мужской линии своей двоюродной сестры Смирновой, бывшей за чиновником консистории Смирновым, до замужества Смирнова носила фамилию отца своего Спаржина; стало быть Спаржин является родным дядей по мужской линии чиновника Воскресенского. Но чтобы доказать, что этот Спаржин родной брат отца чиновника Воскресенского, прозывавшегося тоже Воскресенским, оказалось делом очень нелегким. Во-первых, дед чиновника Воскресенского не имел фамилии и за свою жизнь переменил несколько сел; один из сыновей его – Воскресенский родился в одном селе, а Спаржин в другом; братья Воскресенский и Спаржин, когда поступили на мест, тоже переменили несколько сел; дочь Спаржина в церковных документах писалась без фамилии до замужества*, а в предбрачном обыске в первый раз обозначена Спаржиной. Чтобы доказать, что чиновник Воскресенский двоюродный брат Смирновой, бывшей Спаржиной по отцу, потребовалось много справок относительной их отцов, братьев отцов и племянников отцов из книг разных церквей на пространстве нескольких десятков лет. И только благодаря необыкновенному знанию родословия духовенства Калужской епархии, каким обладает архивариус духовной консистории Я.И.Богодаров, много лет занимающий эту должность, удалось собрать достаточные справки для доказательства родства Воскресенского со Смирновой. И все-таки эти справки Калужскому окружному суду показались недостаточными, потому что он отказал в утверждении на право наследства имущества Смирновой чиновнику Воскресенскому. Тогда дело перенесено было в Московскую судебную палату, которая рассмотрев доказательства в пользу Воскресенского, признала их вполне достаточными и утвердила его в правах наследства. Говорят, что подобные случаи относительно наследства бывают нередко в судебной практике с лицами из духовного звания, имеющим разнофамильных родственников. А между тем, например, относительно чиновника Воскресенского следует сказать, что нашлось бы немало лиц его знающих и даже родственников, которые вполне знают его родство со Смирновой и без всякого труда, даже если нужно и под присягой, подтвердили бы его известные родственные отношения к Смирновой. Из этого примера, а также и из других подобных случаев можно видеть, как трудно бывает лицам из духовного звания отстаивать свои законные права на наследство, если их родственники, от которых к ним переходит наследство, разнофамильны с ними. В подобных случаях очень желательно, чтобы облегчены были те формальности и сокращены те письменные доказательства, которые требуются на суде в настоящее время. Почему бы не признать достаточным, в случае невозможности представить все письменные документы, за их потерею или незнанием их места нахождения, самые необходимые, удостоверяющие личность просителя, а также словесные или письменные показания родственников и знакомых, удостоверяющие его родство с известным лицом. Для епархиального начальства, местного преосвященного, консистории, духовных правлений (в прежнее время), благочинных и проч. разнофамильность духовенства в прежнее время, да и отчасти теперь вызывает разные затруднения, увеличивая число различных справок. Но главным неудобством для местного епархиального начальства в данном вопросе являлось, да и теперь еще может явиться следующее. В интересах епархиального начальства заботиться, чтобы церковная жизнь паствы текла правильно, чтобы взаимные отношения членов причта между собою, а также и с прихожанами были мирными и во всех отношениях добрыми. Имея это в виду, епархиальное начальство между прочим заботится, чтобы между членами причта не было близких родственников, так как это может неблагоприятно отражаться в разных отношениях на других членах причта, не родственных первым. При определении на места к известной церкви известного кандидата это обстоятельство всегда имеется в виду епархиальным начальством. А так как родственные отношения прежде всего по общепринятому правилу указываются отчествами и фамилиями кандидатов, то здесь-то разнофамильность кандидатов и является неудобством для начальства. При множестве разнофамильных родственников в епархии часто можно опасаться в ту или другую городскую или сельскую церковь определить членом причта близкого родственника кому-нибудь из наличных членов причта этой церкви. Этим отчасти можно объяснить немалочисленные случаи родства между членами причта особенно в богатых селах, встречавшиеся еще не в очень давнее время. Так, в известном селе, например, служил священник Никольский, диаконом в то же время служил Покровский, дьячком – Знаменский, а пономарем – Воскресенский. Весь состав причта по-видимому разнофамилен и чужд друг другу. Но при подробном ознакомлении с историею этой церкви, ее клира и прихода оказывается, что дьячок – родственник священнику, а диакон пономарю (дядя и племянник). Такое совместное служение близких родственников при одной церкви с несколькими другими при той же церкви могло вести к разделениям на партии, взаимным кляузам и другим нестроениям. Вот почему указ Св. Синода от 18 ноября 1846 г. относительно разнофамильности духовенства нужно считать весьма полезным для внутреннего благоустройства церковно-приходской жизни. Но так как и до сего времени в нашей епархии немело еще разнофамильных родственников в духовенстве, получивших свои фамилии до издания этого указа, и их ближайших потомков, то и в настоящее время еще возможно, как бы под видом разнофамильных и по-видимому чужих, определение в тот или другой приход довольно близких родственников тому или другому из членов причта.
*Фамилия подразумевалась отцовская
Источник - http://dico-vobis.livejournal.com/887.html