Дело в том, что человечество настолько разуверилось в собственных силах, что теперь день и ночь ждет помощи или неких откровений только от космических цивилизаций. Или от Бога. Но увы, мы одни во Вселенной, и надеяться можно только на себя. А быть на вечном иждивении у Господа – недостойно человека, рожденного по его образу и подобию.
– Позвольте мне на минуту удалиться? – попросился хирург. – Дам указание хирургической сестре... а потом продолжим. У меня сегодня еще одна операция...
– Да, пожалуйста! Не возражаю, – сделал широкий жест Шабанов.
Он вернулся через две минуты, на его лице отразился пристальный интерес.
– Итак, на чем мы остановились?.. Мы одни во Вселенной?
– Нет, на том, что люди... Одним словом, небольшая, дружная община, в гостях у которой я побывал, – земные люди. Оторванные от нашего мира, избегнувшие все его пороки и заблуждения, они сумели сохранить человеческое лицо и совершенно иное представление о мире...
– Какое, например? – уточнил хирург, поглядывая на часы.
– Детское.
– То есть, неразвитое?
– Мне вначале так и показалось, – признался Герман. – Когда приходишь к ним неожиданно, это шокирует. Я подумал, сумасшедший дом какой-то. Взрослые люди, а бегают как дети – вприпрыжку, играют в прятки, в догонялки и смеются, веселятся над такими пустяками! Они умеют искренне радоваться! Радуются вещам, которые у нас вызывают, по крайней мере, безразличие... Знаешь, я недавно выбросил телевизор. Пытаются рассмешить, но вместо веселья вызывают только омерзение и ярость. Нет, раньше я смотрел, и ничего, а как вернулся оттуда – ужаснулся! Как же можно смеяться над пошлостью, над извращениями? Это же совсем не смешно, плакать надо, однако люди смеются... Вот ты иногда чувствуешь желание сделать глупость, несуразность, нелепость?
Хирург пожал плечами.
– Мы же взрослые люди, капитан... Что за детский сад?
– А попробуй! И увидишь мир другими глазами... Я знаю, у тебя тяжелая профессия, даже страшная. Человеческие страдания, кровь, живые, пульсирующие органы перед глазами... Работа не для слабонервных.
– Да, надо иметь соответствующий характер. Ну и хладнокровие, не меньшее, чем у пилота.
– Но если при этом будет детское сознание...
– Мне еще рановато впадать в детство, – как-то натянуто усмехнулся хирург. – Хотя можно на пенсию.
– Положение не позволяет? Окружение!.. А в том мире все можно! Там настоящая свобода. Это когда не нужно прятать свои чувства! И они выражают их, как дети, или как пьяные: что на уме, то и на языке...
– Вы намеревались открыть какие-то тайные рецепты, – напомнил хирург и снова посмотрел на часы.
– Я к этому и подвел тебя. – Герман взял со стола фонендоскоп, вставил наконечники в уши и послушал собственное сердце, улыбнулся. – Стучит!.. Итак, рецепты. Меня сначала усыпили. Иван Ильич называл такой сон анабиозом. Я действительно не просто спал, как всегда, а находился... в особом состоянии, что ли. Будто замер, все во мне замедлилось, почти остановилось. Сердце стучало, кажется, и не билось... Но дело не в этом. Сознание оставалось ясным... Нет, даже наоборот, прояснилось, будто жил все время в темных очках, а тут снял. И почувствовал себя ребенком, лет шести-семи... Это не сон! Все реально. Земля, трава, вода, запахи, вкус незрелой черемухи – одним словом, во сне так не бывает!.. Я был с родителями на покосе, за Пожней сено косили. Они молодые, отец косит, а мы с матушкой вчерашнее ворошим. Потом я купался в речке, переплыл на ту сторону, в черемушник, и наелся ягоды. Она еще не черная – бурая... И у меня... короче, когда очнулся, произошел запор.
– И что же, черемуха помогла? – Хирург снова поерзал, видно, тоже едал незрелых ягод.
– И черемуха тоже, – ничуть не обиделся Шабанов на его явно подковыристый тон. – Скошенная трава, воздух, купание... Одним словом, возврат в детство, когда все внутренние органы, система кровообращения, мышечные ткани – все находилось в идеальном состоянии. Но ведь одновременно я лежал в палате, в анабиозе, с воспаленным ухом и простреленными ногами. Я лечил сам себя! Детское сердце качало кровь по больному телу, а рост клеток был настолько стремительным, что раны зажили за несколько часов. Возможности детства неисчерпаемы! Остается лишь научиться уходить в это состояние. И не нужно операций, трансплантаций внутренних органов... Ничего не нужно! У человека все есть, все находится в нем – антибиотики, транквилизаторы... В общем, все вещества. Но если осталась крохотная тропинка в детство. Или нет, само детство! Если оно еще живо. Ведь смерть наступает не от старости или болезней. Человек умирает, когда в нем умирает ребенок, и никто его не спасет...
– Что же вы раньше об этом молчали? – вдруг озабоченно спросил хирург. – Даже скрывали?
– Были определенные обстоятельства.
– Теперь все изменилось?
– Да, и кардинальным образом. Что имеем – не храним... Хочется помочь человечеству стать здоровее, а значит, лучше, благороднее...
– То есть, решили переделать человечество? Наставить на путь истинный?
– А разве ты в детстве не мечтал об этом? И в ранней юности?
Ответить он не успел, потому что в это время на пороге вырос человек в белом халате, переглянулся с хирургом, остановил взгляд на Шабанове.
– Товарищ капитан, за вами прислали, – сказал озабоченно. – Велят прибыть немедленно.
– Погоди ты! – отмахнулся Герман. – Сейчас!.. В преклонном возрасте многие будто бы выживают из ума, впадают в детство. А знаешь, отчего это происходит?
– Нам пора, пора, капитан! – Пришедший взял под локоть. – Потом расскажешь. Нас ждут очень важные персоны. Нельзя опаздывать, не солидно!
– Подумай! – собираясь уходить, посоветовал Шабанов хирургу. – Только хорошо подумай, с чего это вдруг одни умирают в здравом уме, другие к концу жизни теряют рассудок и долго живут. Тело дряхлое, а разум детский? Может, старость – это время знать, а не рассуждать?